номер 6 (страница 183) гдз по всеобщей истории 8 класс учебник Юдовская, Баранов, Ванюшкина

Революция разрешила, действительно, давно накопившиеся противоречия. Она привела ко многим, действительно, положительным результатам. Декларация прав человека и гражданина надолго стала образцом действительно наделения человека неотъемлемыми правами. Веками во Франции был феодальной строй, но революция отменила как феодальные пережитки в поземельных отношениях, так и привилегии феодального сословия. Недаром появилось название «ночь чудес». В общем, революция принесла много чего положительного.

При этом, та же самая революция пролила реки крови. Причём, это не просто большое число жертв. Впервые был задействован принцип, когда уничтожали человека не ради того, чтобы наказать конкретно его, а чтобы устрашить его группу. Казни проходили не в одном только Париже, в каждом департаменте были свои Робеспьеры, которые отправляли на казнь просто по подозрению. Причём репрессивная машина не может останавливаться, она как велосипед, должна ехать, чтобы не упасть. Сейчас мы это доподлинно знаем, опираясь на опыт 20 века. Тогда этого правила не понимали, но работало оно безотказно. Постепенно врагами революции объявлялись изначально все более лояльные люди, так что в конце даже монтаньяры уже уничтожали друг друга. На гильотину отправился бывший член комитета общественного спасения Дантон. Отправился не один, а с целый плеядой тех, кого ещё недавно революционеры называли своими вождями и лучшими гражданами. Непонятно, куда бы ещё занесла инерция машину репрессий, если бы её не остановила девятое термидора.

То есть мы видим, что у Великой французской революции есть положительная сторона, а есть отрицательная. Но они разделены хронологически. Большая часть положительных новшеств была принята на первом её этапе. Более того, большая часть из них вообще в первые пару лет, завершается конституцией 1791 года. Позанимаемся немного альтернативной историей И подумаем, что было бы, если бы на этой конституции революция остановилась. Буквально чуть-чуть.

Франция бы так и не стала республикой, но конституционные монархии до сих пор жизнеспособны, создают нормальные условия для развития как модернизации, так и электоральной демократии. То есть, в стране были уже созданы предпосылки для дальнейшего поступательного развития на переднем крае мировых тенденций. Правда, современники, конечно, не могли об этом знать, невозможно было предугадать как развитие человечества, особенное развитие экономическое, пойдёт в следующем столетии.

Опять же, нельзя было предугадать следующие 70 лет, когда Францию постоянно будут сотрясать революции и к власти будут приходить силы, созданные Великой революцией и её последствиями. Остановись оно на 1791 годе, и потом это самое общество, скорее всего, так не штормило бы. С другой стороны, можно было понять, что усугубление уже появившегося раскола в обществе, стремление уничтожить довольно многочисленную группу в этом обществе ни к чему хорошему не приведёт, а ведь припев «аристократов на фонарь» звучал совсем не шуточно.

Но обратимся к перспективе более близкой. Уже в следующем, девяносто втором году, началась война с первой антифранцузской коалицией. Опять же, никто не мог знать, сколько продлятся эти войны, нельзя было предугадать, что они перерастут в войны наполеоновские. Но можно было понять, что война с такой широкой коалицией, конфликт практически со всеми соседями, Франции не нужен, что он, как минимум, потребует напряжения всех сил. А отреагировали государи Европы так негативно не на конституцию 1791 года, так как сразу после неё войны не началось, даже не была объявлена. Отреагировали они так на дальнейшее ущемление королевской власти уже после подписания конституции. А ведь можно было такое количество сил и жизней сохранить, оставить революцию в рамках самой Франции, достаточно было не уходить в радикализм, а остаться на уровне конституции 1791 года.

И наконец, возможно просвещенный абсолютизм ещё не исчерпал себя, может быть в других странах он и в начале XIX века мог бы принести немало хорошего. Отказались от него в связи с Великой французской революцией, а вернее в связи с новым её этапом уже после конституции 1791 года. То есть, если бы революция остановилась на этом этапе, польза была бы не только Франции, но и всей Европе.

Однако революция пошла дальше и свергла монархию, и стала республикой по призыву жирондистов, и потом уничтожила и жирондистов, причём не только их. Революция стала пожирать своих сынов со скоростью сифона в ванне, который всасывает воду так быстро, что аж водоворот получается. Там вместе с прежними лидерами и передовыми участниками революции под нож пошли и обычные французы, которые, возможно, даже не интересовались политикой, но оказались в ненужное время в ненужном месте. Как уже было сказано выше, именно тогда Франция получила основные негативные стороны Великой революции.

А главное, итог если не был неизбежен, то оказался вполне закономерен. Не было людей, которые могли бы себя чувствовать в безопасности. А безопасность - это базовая потребность человека. Неудивительно, что появился заговор, члены которого просто не захотели ждать своей очереди. Также вполне закономерно, что получив власть, заговорщики не стали продолжать революцию, оставив только её видимость. В условиях, когда выжить, в принципе, было сложно вне зависимости от твоих принципов, выжили вполне логично те, кто сосредоточился именно на выживании, нужные принципы при этом имитируя. Ещё важнее то, что диктатура монтаньяров ради удержания власти разрушила без того слабые, в силу своей молодости, революционной институты. Вот эти институты могли бы обеспечить продолжение революции. В результате откат затронул достижения не только самой диктатуры, но и многие положительные стороны предыдущего периода, а в итоге вообще привёл к диктатуре, потом и к империи Наполеона.

Такой финал можно было предугадать ещё когда монтаньяры приходили к власти: их диктатура уже уничтожила институты, диктатура уже предполагала, что сместить их можно будет только заговором. То есть уже становилось понятно, что чего бы не достигнут монтаньяры, эти достижения, скорее всего, окажутся непрочными. Не исключено, что, по крайней мере, некоторые из противников монтаньяров это как раз и понимали: философская мысль просветителей далеко продвинула политологию.

Таким образом, для самой Франции, да в общем-то для Европы в целом было бы лучше, если бы Великая французская революция остановилась не перед диктатурой монтаньяров, а даже раньше. Но люди шли тогда по неизведанной территории и не поняли, где нужно остановиться, попытались пройти дальше.

Ещё хуже было то, что не поняли этого не только сами современники. Большая часть европейцев ужаснулась диктатуре монтаньяров. Но некоторые и в следующем поколении, и позже ею восхищались и хотели подражать. В некоторой степени красный террор в революционной уже России - переосмысление этого французского опыта.